У максаров все наоборот. Достигнув почти божественной власти над живыми существами, в нравственном плане они деградировали до уровня каннибалов. Опровергает ли это мою теорию? Ни в коем разе. Объяснить столь печальный факт можно следующим образом. Предки нынешних максаров (еще в те времена, когда Тропа не втянула в себя этот клочок их мира) были великими естествоиспытателями, глубоко проникшими в тайны человеческого тела и человеческой психики. То, чем сейчас пользуются их постепенно дичающие пращуры, лишь отголосок древней мудрости. Огонь Прометея, ставший дымом Майданека. Голем, вырвавшийся на свободу.
Можно, конечно, горько сокрушаться по этому поводу, но лично для меня вывод однозначен — Страну Максаров преодолеть нельзя. Даже в нынешнем моем облике. Кролик, отправившийся на экскурсию по псарне, имеет больше шансов на успех, чем я. Значит, назад, к Стране Лета? О том, что меня там ждет, думать пока не хочется. Сначала надо отсюда выбраться».
Ни один максар не вошел бы в дом другого по доброй воле (кроме, конечно, того случая, когда с хозяином этого дома уже покончено), поэтому, если они вдруг и собирались на свои шабаши, то вне стен, в местах, где невозможно устроить ловушку.
Пегий конь-вепрь, до появления на свет Калеки-два считавшийся сильнейшим из телохранителей Стардаха, легко нес вперед своего угрюмого всадника, а за ними длинной лентой вилась свита: нелюди, бывшие когда-то людьми, и люди, сотворенные из всякой нечисти. Артема и Надежду разлучили — она шла рядом с отцом, в компании ближайших прислужников, а его толстой цепью приковали к носилкам, в которых четыре мрызла тащили Адракса вместе с его ярмом. Здесь же находился и Калека. Словно стараясь испытать все возможности нового тела, он то ковылял на своих щупальцах, то полз, извиваясь по-змеиному, то катился, сгруппировавшись в шар.
Адракс почти не изменился со времени их последней встречи, только одежда его окончательно обветшала и насквозь пропиталась характерным запахом тюрьмы, о котором Артем успел позабыть.
— Да ты жив, оказывается, — сказано это было так, что оставалось совершенно неясным, обрадовала ли эта новость старика или, наоборот, огорчила.
— На мертвеца вряд ли надели бы такие побрякушки, — Артем тряхнул цепями.
— После того, как нас разлучили, я ни на миг не терял контакта с тобой. Твоими глазами я видел Стардаха, внучку в новом ее обличье, эту тварь, — он махнул рукой в сторону Калеки. — Но едва только за тебя взялись всерьез, я утратил контроль над твоим сознанием. Мне почудилось, что ты умер.
— Твоя внучка позаботилась о том, чтобы впредь я был неподвластен воле максаров.
— Это я уже понял. Кстати, такой совет ей дал именно я. Но уж очень внезапно все случилось…
— Не напоминай мне об этом времени. Столько горя я за всю свою жизнь не натерпелся.
— Не зарекайся. Жизнь твоя не кончена. Все еще впереди.
— Типун тебе на язык! — Если бы не цепь, Артем больше и шагу не ступил бы рядом с Адраксом.
Пока они беседовали таким образом, старик глаз не спускал с Калеки, все время менявшего свою форму.
— Любопытное создание, — сказал он некоторое время спустя. — Значит, на сей раз мой сынок решил обойтись даже без костяка. Идея спорная. Она больше подходит к водной среде, чем к суше. Достаточно ли прочные у него мышцы?
— Более, чем достаточно, — успокоил его Артем. — Можешь не сомневаться.
— И на кого же мой сынок собирается натравить это чудо?
— Ты лучше у него сам спроси. Не у Стардаха, а у Калеки.
— У него не спросишь. Воля Стардаха цепко держит всех здесь присутствующих, кроме нас с тобой, да еще внучки. Без его согласия они и пикнуть не посмеют.
— Надежда говорила, что сознание Калеки сейчас подвержено внушению в гораздо большей степени, чем раньше. Ведь тело его способно превращаться и в блин и в веревку. Чтобы мозг своими размерами не препятствовал этому, Стардах разделил его на доли и рассеял по всему телу. Разобрал метлу на прутки.
— Пока над Калекой довлеет власть Стардаха, никто не сумеет проникнуть в его сознание. Могу дать вам один совет. Тебе даже в большей степени, чем внучке. Заставьте моего сынка хотя бы на несколько мгновений ослабить свою волю. Не знаю, как это сделать. Отвлеките его, отравите, оглушите в конце концов. И тогда я устрою так, что к Калеке вернется память. Память о тех временах, когда он был великим вождем гордого народа и смертельным врагом Стардаха.
— Хорошо. Память вернется к Калеке. А дальше?
— А дальше Стардаху придется туго. Прикончить его Калека, конечно, не прикончит, но бока намнет.
Отряд уже выбрался на голое, открытое всем ветрам плоскогорье. Здесь, на бесплодной каменистой земле, под куполом ярчайше-голубого неба у же разбили свои бивуаки все хозяева близлежащих цитаделей (кроме тех, кто на данный момент находился в осаде и тех, кто эту осаду проводил). Поскольку предстоящее сборище было затеяно по инициативе Стардаха, он явился последним. Сотни глаз, способных различить любое перышко у парящей в зените птички, внимательно изучали его и всех прибывших с ним существ. Зловещее молчание висело в воздухе, буквально наэлектризованном опасностью. Один неосмотрительный жест, одно резкое слово могло в одно мгновение стронуть эту лавину взаимной ненависти.
Затем, словно повинуясь какому-то недоступному для чужого слуха приказу, максары выступили вперед. Топот ног, стук копыт, бряцание оружия, отрывистые слова команд, воинственные молитвы и грозное пение слились в нестройный гул, сразу разрядивший напряжение.